Уже через три минуты общения я почувствовала себя своей — настолько, насколько это было возможно на данном временном отрезке. Среди эльфов шовинистов не водится, гномы же оценивают знакомцев по их возможностям и талантам, в последнюю очередь обращая внимание на половую и расовую принадлежность. Вампиры… насчет вампиров я не была уверена, — может быть, кому-то и пришла в голову мысль: «Нечего тут девицам делать!» — но озвучивать ее никто не стал. На меня играла еще и рекомендация Рихтера — каким-то невероятным образом (скорее всего, впрочем, Хельги проболтался) все уже знали, что на факультет меня зачислил сам магистр.
— А что, раньше у вас девушек не было? — вспомнила я лубки. Там, помнится, частенько случалось, что главная героиня, рыжая ведьма-студентка, оказывается единственной девицей чуть ли не за всю историю факультета.
Темноволосый эльф — Келефин аунд Дарру? — качнул головой:
— Да нет, отчего же… Бывает. Вон хотя бы — видишь, у окна стриженая блондинка в коротком плаще? Это Матильда ле Бреттэн, аспирантка. Она у второго курса боевую магию ведет.
— У второго? — Я осмотрела указанную Матильду, не нашла в ней ничего интересного и вернулась взглядом к эльфу: — А почему не у первого? Я так понимаю, чем младше студенты, тем меньшая квалификация требуется от магистра…
Эльф пожал плечами:
— Не знаю. Может быть. Только Рихтер всегда работает с первым курсом. С первым — и еще с пятым и шестым. Всегда.
— Я слышал, — вмешался в разговор вампир, которого звали Логан, — это оттого, что основа — самое главное. Вроде как заготовку для меча должен делать мастер…
— Ну да, — хмыкнул Хельги, — это в его стиле. Скромность чувствуется за полторы версты.
— Ну а чего ему скромничать? — Логан ухмыльнулся, на миг продемонстрировав впечатляющие клыки. — Он как-никак боевой магистр — это что-то да значит, верно?
— А что это значит? — уточнила я, обрадовавшись, что разговор свернул в нужное русло.
На меня уставились двенадцать пар изумленных глаз.
— Ты что, Яльга? — выразил общее мнение эльф Куругорм. Был он, кстати сказать, младшим братом эльфа Келефина — это было ясно и по именам, похоже, этих двоих назвали в честь знаменитых братьев, героев седой эльфийской древности. Древность была настолько седая, что никто и не помнил, чем таким эти братья ухитрились отличиться. Однако если их имена и поныне не забыты, значит, они были однозначно герои, иначе чего бы их стали помнить?.. — В самом деле не в курсе, кто такой наш Рихтер?
Я честно помотала головой, и на меня тут же обрушился поток сведений.
Выяснилось, во-первых, что боевой маг Рихтер просто изумительный, едва ли не лучший в мире. Даром что не слишком-то старый, хотя для человека тридцать с хвостиком — это, конечно, уже практически дряхлость. Полтора года тому ему даже предлагали занять место в Совете КОВЕНа — после того как почтенный Т'ари аунд Велленсдар оказался совсем не почтенной свиньей. Магистр отказался, сославшись на необходимость профессионального роста. Аргументация была приблизительно такая: вот стану я членом Совета и к чему тогда стремиться? Так и жить незачем станет…
Во-вторых, моя интуиция в очередной раз меня не подвела — характером Эгмонт оказался ну натуральный зверь, к тому же зверь ехидный и коварный, и пощады от него ждать никому не приходится. К своим, вопреки традиции, он был особенно строг, так что боевому факультету сочувствовала вся Академия. С другой стороны, только Рихтер нам и был по-настоящему опасен — все прочие магистры с нами старались не связываться, дабы не осложнять отношений со столь нехорошим коллегой.
На этом подкрепленные наблюдением сведения заканчивались и начинались самые что ни на есть мифы. И главной легендой, разумеется, была Та Самая Лаборатория Рихтера — именно так, все с большой буквы.
Никто не знал, что именно там находится. Но предположения ходили самые разные — от мегаамулета, способного все Лыкоморье снести зараз, до сумасшедшей жены, запертой в шкаф. Кто-то утверждал, что именно там, в специальных скляночках, мучаются духи особенно нерадивых адептов, взятых Рихтером на перевоспитание. Кто-то говорил, будто никакая там не лаборатория, а самая натуральная берлога, в пол которой воткнуто двенадцать ножей: каждое полнолуние магистр перекидывается волком, оттого в промежутках и ходит такой злой. Самые романтичные студенты — думаю, впрочем, что скорее уж это были студентки — верили, что там хранится некоторая вещь, принадлежавшая прежней Рихтеровой возлюбленной. Портрет там, браслетик, оборочка какая, на худой конец! — в общем, нечто, над чем магистр регулярно роняет скупую мужскую слезу. Правильно, по всем канонам и лубкам, у него просто обязана быть несчастная любовь — а то чего он ходит весь такой циничный и в черном?
Выслушав последний вариант, я поняла причину сладких вздохов Полин.
— Слушайте, а мы на лекцию-то не опоздаем? — вдруг вспомнила я, когда смеяться было уже больно. — Что у нас сейчас?
— Некромантия, — заявил, сверившись с листком, Куругорм. — Это где?
— Кгхм, — солидно заявил гном Снорри. Все взгляды немедленно устремились на него. — Насколько я знаю жизнь, вот на это лучше не опаздывать.
Гном хорошо знал жизнь. Очень хорошо.
Некромантию преподавала вчерашняя позвякивающая ведьма. Похоже, что она меня запомнила, — по крайней мере, дважды я ловила на себе ее заинтересованный взгляд. Однако взгляды взглядами, а к концу лекции я поняла, что здешние магистры друг друга стоят. Нет, некромантка со звучным именем Шэнди Дэнн (имя это рождало во мне какие-то смутные, но упрямые ассоциации, которых я так и не сумела расшифровать) не вызывала вампиров на дуэли и не выбрасывала их в коридор. Была она тиха, вежлива и лишь самую чуточку ехидна, но, если я хоть что-то понимаю в жизни, подраться с Эгмонтом вышло бы безопаснее. Хотя бы потому, что Рихтер прикончит сразу, а эта мало того что упокоит, так потом еще поднимет и всласть поиздевается.